Егор Матвеев: «Круто, что табу голого тела на сцене снято»

Расскажи о себе, детстве, родителях, образовании.
​Моя мама окончила театроведческий факультет ГИТИСа, работала в доме-музее Станиславского и СТД, а папа ставил пластические спектакли и преподавал в Щукинском училище. Они встретились на одной из экспериментальных театральных лабораторий в конце 80-ых. Можно сказать, что я – дитя этого эксперимента и профессия режиссёра прописалась во мне на генетическом уровне, ждала своего часа. Наверное, я не пошёл в театр сразу, потому что бабушки и дедушки как раз прошли мимо искусства, а совсем наоборот – были профессиональными инженерами и учеными, работали на космическую программу СССР.
Словом, семья такая, что сложно вырасти прямо дураком: все хорошо образованы, у всех развито критическое мышление. Благодаря подобающей атмосфере я не вырос техническим профаном:

приходилось строить декорации своими руками, разбираться с техникой, дома полочки вешать, в конце-концов. Это никакое не волшебство – я прекрасно понимаю, как работает электричество и в чём сила точных наук.
Но тяга к гуманитарной культуре, к способу познанию мира через литературу и язык, она победила.
Всё шло постепенно, я рос и видел, как мама работает на телевидении (она сменила сферу деятельности, когда Егор был маленьким – прим. ред.), думал: «Вот и отлично, нормальная работа! Вырасту и буду работать, как мама».
Но, кстати, мама – не журналист, мама именно редактор. Мне же, будучи ребенком, необходимо было обобщить, и поэтому я выбрал для себя журналистику, мне было интересно писать, сочинять. После 12 лет я пробовал печататься, писал, например, про Беслан. Правда, писал для газеты района «Южнопортовый» и денег мне за это, конечно, не платили.

Зато в 14 лет я пошёл в Школу Юного Журналиста при журфаке МГУ. Это были настоящие лекции на Моховой, целый год я проводил там все вечера, играл в студенчество. Но выпускные классы уже серьёзно посвятил подготовке, и с первого раза поступил на бюджет международного отделения.
И какая у тебя специализация?
Именно такая - международная журналистика, всё как надо, с тремя языками. Учёба хоть и серьёзная, но без практики весьма бесполезная. Я пробовал разные варианты, но склонялся к телевидению - после второго курса прошёл практику на «Звезде» (телеканал Вооружённых сил Российской Федерации), и через какое-то время меня взяли в штат, редактором международного отдела новостей. Видимо, мне было мало, и я постучался на «Пятый канал», в редакцию научно-популярной передачи «Реальный мир». Короче, работал на двух работах, лишь бы дома не сидеть. Тем временем, учёба подошла к концу, я защитил диплом и уже полноценным выпускником МГУ отработал в том же бешеном режиме ещё год. Это был незабываемый опыт.
В какой момент и как ты решил завершить с журналистикой и пойти учиться на режиссера?
Когда я освободился от учебы, то решил не связываться с аспирантурой, как часть моих товарищей, потому что в глубине души предчувствовал смерть профессии. И, бинго, мы беседуем, а классическая журналистика забыта окончательно. Но тогда я шёл вслепую, мне было мало одной работы, я взял две и на полную ставку, но они просто не вместили мои желания и амбиции - как шарик лопается, если его очень сильно надуть. Представь, что у тебя есть «Феррари», а ты его держишь на огороде в деревне, и он там ржавеет, вороны гадят на него. Ты не гоняешь по трассам в Монако, даже за огурцами в соседнее село не ездишь. Так вот, я чувствовал свой кипящий мозг, жажду творить, потенциальные способности к этому. И я начал думать, где себя можно реализовать, в каких проектах. Даже хотел с лучшей подругой открыть бар, кафе… создать новое креативное место. Если честно, я по-прежнему хочу!

Поначалу это был просто хаос идей, но когда я узнал, что уважаемые мною режиссёры набирают курс в ГИТИСе, то что-то щёлкнуло в голове и опять началась подготовка к поступлению. Так вышло, что день за днём театр приобретал для меня всё больший смысл.
Эта идея наполняла саму себя. И в мыслях о ней, и во время подготовки к вступительным экзаменам, я ходил на спектакли, балеты, оперы. Я получал свои зарплаты на телевидении и тратил их на одежду, на свою подружку и на театр.
Я покупал билеты на постановки себе и друзьям, просто выбирая кого-то из телефонной книги. Звонил и говорил – сегодня ты идешь со мной в театр.
​Никому это особо не нравилось, а я мог смотреть по два-три спектакля в день, например, во время театральных фестивалей. Так что к моменту вступительных экзаменов я был уже более-менее в теме.

Ты сразу поступил?
Да. Мне невероятно повезло! Я опять поступил сразу, да ещё и на режиссёрский факультет. На единственный курс, куда я хотел (Егор учился у мастеров Евгения Каменьковича и Дмитрия Крымова – прим. ред.). Бывает, что люди поступают по 5-6 лет, разочаровываются, получают другие профессии. ​А у меня уже было моё первое прекрасное образование. С ним, и с моим опытом работы, и со своим каким-то странным представлением о жизни, о театре, о мире - мне посчастливилось поступить в ГИТИС и получить второе высшее образование.
На факультете режиссуры есть возможность совмещать работу и учебу, как в журналистике? Можно сразу начинать пробовать ставить?
​Если ты с нуля пришел в профессию, то никакой возможности совмещать нет - как минимум до 4-го курса.

4-ый курс и так считается финальным курсом совместной учебы (актеры учатся 4 года, режиссёры и художники – 5 лет). Последний, пятый год формально учеба ещё идет, но фактически он даётся на создание выпускного спектакля.
Это что-то с чем-то. Скажем, в МГУ я писал диплом под присмотром научного руководителя, сидел в библиотеках, переводил статьи, параллельно работал. А в ГИТИСе оказалось, что ты самостоятельно ищешь, где и как осуществить постановку.
Ведь желательно это сделать на чужой территории - в профессиональном театре, заключив договор, получив реальные деньги и заслужив приличные рецензии.
Так получился спектакль «Счастливый день» по Островскому - в Новошахтинском драматическом театре. Сочинить его было непросто, но за плечами у меня уже были две постановки на учебных сценах в ГИТИСе, а ещё раньше я поставил квест-перформанс для компании «Клаустрофобия».
​Искренне считаю, что это выдающаяся работа и отправная точка для моего уже прочного союза с двумя лучшими художниками нашего курса.
А что именно ты там сделал?
​Квест назывался «Коллекционер».
Мы с Катей Злой и Денисом Сазоновым воссоздали антураж умирающего Советского Союза в начале 90-ых годов, такой «Настоящий детектив» с Чикатилло.
Я же лично написал сценарий и срежиссировал его с актёрами внутри огромного подвала, придумал взаимодействие с игроками-зрителями. Вообще же, мы вместе с ребятами три месяца собирали и расставляли сотни предметов: старые телевизоры, лампы, журналы, рассыпали еду, «фактурили» стены и мебель, придумывали загадки, трюки как в кино -секретную дверь внутри шкафа. Даже придумали 16 видов искусственной крови для оформления.
С точки зрения искусства – это была фантастическая работа, потому что до нас там был совершенно пустой серый офис.
В принципе, получились настоящие киношные декорации и не менее киношный сюжет. Страшный – жутко!

Получается вы поставили первый иммерсивный спектакль?
Скорее, перформанс, но как-то так, да, с полноценной режиссурой и сценографией, с максимальным погружением минимального количества зрителей! Правда, тогда слова «иммерсивный» даже в Москве никто не знал – шёл 2014 год. Да и наши имена, к сожалению, нигде не были упомянуты. Если бы такое происходило сейчас, наверняка медийная огласка была бы гораздо шире.
А сколько у тебя в послужном списке спектаклей на сегодняшний день?
Поскольку я молодой режиссер, не столько по возрасту, сколько по опыту, то большинство моих работ – лабораторные, среди них спектакль на Даниловском рынке во время фестиваля «TERRITORIЯ» или, например, спектакли со студентами в GOGOL School (студия актёров и режиссёров Гоголь-Центра - прим.ред.).

Не так давно мне посчастливилось поработать художником по костюмам для балета «Москва». Я, со своей любовью к дизайну и одежде, периодически выступаю и художником-декоратором, и стилистом.
​Если говорить про стиль, ты хотел бы добиться узнаваемого режиссерского стиля Егора Матвеева, как например Вуди Аллен, или наоборот стремишься к универсальности?
Я думаю, что вкус и собственный стиль либо вырабатывается, либо нет, и тогда ты становишься заложником контекста текущего времени. Безусловно, я хочу надеяться, что у меня уже есть узнаваемый стиль и со временем он будет оттачиваться.
Я уже знаю, какие темы мне интересны, они, видимо, и будут развиваться дальше. Недавно я обсуждал вопрос авторского стиля с Катей (художница Екатерина Злая – прим. ред.): она сказала, что, например, все мои работы объединяет юмор. Это приятно.

Про Вуди Аллена тоже можно так сказать. Его юмор специфический.
Все фильмы совершенно разные, однако в каждом из них есть объединяющие вещи: шутки про евреев или шутки про интеллигенцию, неуместная для сцены рефлексия на тему секса и религии…
Так же и у меня: беспокоящие меня аспекты жизни всегда будут проглядывать.
Например, не просто тема любви, а тема осмысления отношений между мужчиной и женщиной. Или тема мозга и сознания. Или тема противостояния людей с мозгом и людей без мозга. Которые всё равно бывают сильнее всех умников… Мне кажется, в каком бы жанре и стиле я не работал, то всё равно найду возможность интегрировать в произведение собственный юмор, связанный с языком, со смыслами.
А ты сам играешь в своих спектаклях? Ну, совсем ненавязчиво, как Вуди Аллен?
Если честно, мне пока некогда. Я должен всё придумать и реализовать. Может быть, когда-нибудь позже я буду играть полноценно, может, и не только в своих спектаклях. Сейчас я такой возможности не вижу, даже несмотря на то, что опыт игры у меня есть.
В ГИТИСе я играл в половине учебных спектаклей, танцевал, пел в хоре. Кстати, уверен, что когда наконец буду снимать кино, то буду в нём играть! Поскольку кино – это не спектакль, где действие происходит здесь и сейчас.
Кино создаётся по кусочкам и зрителю выдаётся результат. Здесь есть возможность отбежать от своего режиссёрского кресла, загримироваться, сыграть эпизод, отсмотреть его и продолжить заниматься процессом. Ну, если у Вуди Аллена получалось неоднократно, то у меня точно разок, да выйдет.
Ведь это очень интересно, даже Хичкок любил пройти толстяком на заднем плане, устраивал камео.
Как ты относишься к модному сейчас режиссерскому приему: раздевать до нага актеров?
Я нахожусь на либеральном острие – и для меня это обычный инструмент. Если я посчитаю, что артиста нужно раздеть, предварительно обсудив это с ним, я так и сделаю. И если необходим эпатаж, я в равной степени смогу эпатировать зал - как раздевая актеров, так и не раздевая.
Для меня это просто приём. Он хороший. Но для меня даже важнее, чтобы люди могли раздеться в принципе. Это круто! Круто, что табу голого тела на сцене снято.

А расскажи про твой стиль в одежде? Что ты любишь? Что носишь?
​Сформировавшегося стиля у меня нет.
Он настолько часто меняется, что порой я не знаю, как справляться с потоком перемен. Люди, с которыми я встречаюсь не часто и знаком шапочно, меня не узнают, не идентифицируют. Они запоминают меня картинкой, маской.
Например, сейчас картинка выглядит так: у меня круглые очки, у меня усы, у меня «хохолок». Полтора года назад я носил почти что православную бороду, волосы до плеч, связанные в самурайский пучок и другую оправу. У меня плохое зрение и коллекция весьма вычурных очков. Каждая пара меня делает немного другим внешне, а всё вместе мешает людям идентифицировать меня в закрепленном образе.
Возьмём бороду: я сейчас с гладко выбритым лицом – это я в 18 лет. Через несколько дней – с щетиной на лице – мне 23. С бородой мне - все 30.

До сих пор не знаю, что с этой внешней переменчивостью делать, проклятие на мне или благословение.
А ты следишь за модными трендами? Следуешь им?
Тренды – это то, что предлагается извне. Ты из этого что-то себе выбираешь, как на кухне. Берёшь «продукты» и готовишь себе обед, слушая свою природу. Я верю в чувство вкуса конкретных людей - дизайнеров и трендсеттеров. И верю в собственное ощущение стиля. Сочетание этих двух энергий и рождает мой внешний вид.
Кого ты считаешь трендсеттером?
Хм… Тинтин, например. Он всегда хорошо выглядит, на страницах комиксов. Кроме шуток, мне нравятся как одеваются британцы, вот когда Дэвид Бэкхем уходит в классику - получается классно, у него есть на 100% стильные образы, но есть и абсолютно мне непонятные. Мне всегда нравился Стив Джобс, хотя назвать его модником никак нельзя – свой образ он не менял годами.

Однако, та секта, в хорошем смысле этого слова, что он создал – не может не восхищать.
И, касаемо сект, мне в принципе нравится идея универсальной одежды, униформы, это воплощённая идея переноса мыслей из головы наружу, на своё тело.
В своих спектаклях эти идеи я проверяю регулярно.
Одежда сама по себе – это, конечно же, просто одежда. Но, с другой стороны, внешность – такая же часть самоидентификации, как и всё остальное: как и то, что у тебя в уме, в паспорте, в телефоне, в дневнике, вообще в жизни…
В советское время считалось, что «выделяться из толпы – это постыдно». Нет. Это не постыдно. Это нормально.
Это настолько же нормально, насколько нормальны голые люди в театре, когда они действительно нужны.
Хорошо, если принять во внимание твою изменяющуюся внешность, опиши, пожалуйста, стиль Егора Матвеева сезона осень-зима 2017/18.
​Сейчас в Москве прохладное лето. И поскольку я фанатично работаю без выходных, то придумал себе, что буду носить удобное и практичное: выбрал черно-белую гамму, условно японский стиль.
Чаще всего это белые рубашки, майки, лонгсливы. Или чёрные. Обязательно чёрные брюки. Свободный крой. Высокая талия. Простые черные тапочки, замшевые. Или белые кеды.
Когда совсем уж непогода - чёрная парка с капюшоном. Вот и всё. Как кубики, которые очень просто комбинировать, чтобы взгляд был свежий, но восприятие сезонного образа не очень сильно менялось.
Таким образом легко решить придумать, что ты завтра наденешь. Ты просто заменяешь элемент на свежий.
А есть у тебя модные табу? Из серии «никогда»?
Наверное, вельветовые штаны.
Вот вельветовый пиджак, как в мире Уэса Андерсона, как некий оммаж 1970-ым – почему нет? Но штаны... Теоретически я мог бы надеть полный вельветовый костюм жёлтого цвета. Ходить в нём как барсук из «Бесподобного мистера Фокса», играть в игру, совершать fashion-акт.

Да, одежда имеет привычку выпадать из времени, но потом возвращаться, потому что мода циклична, как и многое другое. И совсем не исключено, что наступит эпоха, как в «Голодных играх», героини там носили барочные платья с кринолинами и разными пиротехническими эффектами.
​А ещё есть шанс, что в будущем не будет разнообразной одежды вовсе, а люди изобретут некие комбинезоны, на которых будут проецироваться разные цифровые образы: если выключить систему, то все окажутся в одинаковых комбинезончиках.
Ты как-то признался, что хотел бы сделать собственную коллекцию одежды. Давай пофантазируем, что бы это было?
Я считаю, в мире масс-маркета не хватает простого кроя и простых натуральных материалов - за доступные деньги, поэтому я бы сосредоточился на этом. Никаких потёртостей и цветовых переходов.

Мне кажется, не хватает настолько простых вещей, насколько проста японская пижама. Да есть Uniqlo, но, например, мой рост – 188 см, и вся одежда Uniqlo мне коротка. Мне часто приходится покупать большой, но подходящий по длине размер и перешивать одежду. Наверное, и сама любовь к моде в моем случае началась с того, что приходилось все перешивать.
Последний вопрос в преддверии нового театрального сезона: какие спектакли ты бы посоветовал посетить?
​Есть люди, которые являются действующими «богами театра». Не заслуженными корифеями, а теми, кто влияет на ход событий и нашей жизни прямо здесь и сейчас. Нужно обратить внимание на то, что они делают. Всё новое, что выпускает Серебренников – надо смотреть. Всё новое, что делает Богомолов – надо смотреть. Всё новое, что выходит в Практике, Театре.doc, в Электротеатре, в Театре Наций – надо смотреть.

Это лакмусовая бумажка современной культуры. Внимание обратить стоит на Мастерскую Петра Фоменко, на Центр им. Мейерхольда, на театр им. Маяковского и на МХТ им. Чехова, разумеется.
​Но для меня кавалерия только одна. Авангард – один.
А где можно будет посмотреть тебя?
Пока всё не вполне стабильно, но, тем не менее, два спектакля на подходе. Один я ставлю в Ростове, в театре «18+». Это самый современный и интересный театр города, так что постановка готовится, скажем так, затейливая - она будет по пьесе Павла Пряжко «Производство бреда». Второй спектакль планируется в Москве, на «Красном Октябре». С ребятами из театра «Студия.Project» мы делаем спектакль по «Аризонской мечте» Кустурицы, я переписываю сценарий фильма под некий групповой стенд-ап, такая лёгкая форма. Не знаю пока, что из этого выйдет. Я никогда этого не знаю, если честно. Но почему-то всегда твёрдо верю, что у меня получится и всё будет хорошо.